Город под кожей - Страница 50

– Вроблески! – крикнула Мэрилин. – Не уходите. Вы обязаны объясниться.

Он бросил на девушку отсутствующий взгляд.

– Ты так считаешь?

– Да, считаю.

– Мне реально пофиг, что ты там считаешь.

– Нет. Этого мало.

Вроблески посмотрел на нее, как на результат неудачного лабораторного опыта – неожиданный, но в то же время не представляющий особого интереса.

– Довольствуйся тем, что есть. Захотелось разыграть драму? Устроить сцену? Я в этой пьесе не играю.

Мэрилин бросилась к нему. Хозяин дома даже не пошевелился. Разве что пальцами щелкнул? В любом случае, прежде чем Мэрилин успела к нему подскочить, между ними встал готовый навести порядок Аким. Мэрилин ощутила удар по голове и сразу же – укол шприца. Руки Акима пробежали по ее телу, проникая в места, куда их не звали. Ей то ли показалось, то ли он действительно сказал:

– Не волнуйся, скоро все закончится.

И начался знакомый кошмар. Некоторое время девушка еще могла извиваться и кричать, потом туловище опутали веревки, рот заклеили толстой изолентой, и она перестала что-либо видеть. Ее уволокли по двору в глубь огороженной территории, потом вниз по ступеням в подвал, размеры которого она не могла определить навскидку. Там было жарко и воняло физической усталостью. Мэрилин почудилось, что она слышит голоса, – возможно, работал телевизор. Остаток короткой ночи она провела на спине, связанная, незрячая, неподвижная, вялая, бесчувственная. Полностью готовая к тому, что последует.

34. Шкура

Билли Мур стоял рядом с Вроблески, охваченный легкой дрожью. По совершенно непонятной причине ему хотелось вмешаться и жестоко отмудохать крысенка Акима. Что его останавливало? Страх перед Вроблески? Да, это весомая причина, но страх – скорее симптом болезни, а не сама болезнь. Билли чувствовал, как где-то внутри его, в самой сердцевине растекается лужа сковывающего малодушия.

Вроблески опустил ладонь на плечо Билли. Видимо, такой жест считался у него за проявление дружеского расположения.

– Для тебя, старик, война закончилась, – сказал он. – Свободен, как птица. Ты больше не работаешь на Вроблески.

Билли все еще боялся позволить себе расслабиться.

– А жаль, – продолжал киллер. – Я прочил тебе большое будущее.

– Извините, я не о таком будущем мечтал.

Вроблески посмотрел с хитрецой.

– Учти, я предлагаю человеку работу, только если она ему по душе.

Билли знал, что босс лукавит, но для надежности сказал «спасибо».

– Неужели ничего нельзя сделать, чтобы ты передумал?

– Думаю, что нет.

– Да не переживай ты так. Я докажу, что не держу на тебя обиду. Помнишь, в самом начале я обещал тебе показать мои лучшие экспонаты?

– Карты? – спросил Билли. Ему совершенно не хотелось осматривать коллекцию шефа, но он понимал: выбора у него нет, да и вряд ли дело обойдется простым показом.

– Конечно, карты. Что же еще?

Они двинулись уже знакомым Билли маршрутом – мимо запертых металлических дверей, как если бы направлялись к странной, пышно обставленной комнате ожидания рядом с лифтом, ведущим на крышу. Однако Вроблески остановился перед одной из дверей в коридоре, с напускной торжественностью извлек связку ключей с брелоком в форме глобуса и методично отпер замок.

– На показ всей коллекции нет времени, иначе мы здесь навечно застрянем. Достаточно, если ты оценишь разнообразие моих интересов.

Вроблески провел Билли через несколько залов – больших, холодных помещений, где при первой жизни здания, очевидно, размещались какие-то конторы. Стены были плотно облеплены картами, висящими впритык – обрез к обрезу, даже на полу лежали стопки карт. Лампы дневного света под потолком заливали пространство жестким светом. Коллекция не столько привлекала взгляд, сколько резала глаза.

Роль гида мало подходила Вроблески. Он предоставлял картам говорить самим за себя. Чего здесь только не было: одни гигантские, другие миниатюрные, часть – старые, осыпающиеся в рамах, другая – сверхсовременные, изготовленные по последней технологии и отпечатанные на люците или алюминиевом листе. Некоторые были начерчены от руки, ревностно, одержимо, со множеством подробностей, словно их рисовал псих или неуравновешенный ребенок. Здесь были карты выдуманных, мифических стран необычных очертаний, не от сего – или какого другого – мира, в форме жирафа, фаллоса, человеческого мозга. На стенах висели планы воображаемых городов с улицами, проложенными в виде геометрических фигур – крестов, пентаграмм, окружностей, фракталов. Имелись также карты городов, разрушенных и приведенных в запустение бомбардировками или природными катаклизмами, карты звезд и планет, океанов и земных недр. Большинство невозможно было понять – раскраска назойливо лезла в глаза, ничего не проясняя, декоративные свитки с надписями были сплошь навороченные, по незанятым участкам бродили всякие боги и мифические существа, русалки и ангелы.

Несмотря на краткий урок картографии у Зака, Билли все равно не понимал, что люди находят в картах, хотя подумал (эта мысль ни за что не пришла бы ему в голову, не побывай он в «Утопиуме»), что коллекция Вроблески сама служит картой его души, его мира, враждебной, опасной, непроходимой территории, где господствовали резкие, зловещие тона, острые края, вполне реальные демоны. Билли временами издавал одобрительные звуки, имитирующие должный уровень заинтересованности и восхищения, но это давалось ему не без труда, и если только Вроблески не был полным кретином, в чем Билли ни на секунду не сомневался, он должен был понять, что показ оставил гостя равнодушным.